Морской пехоте Северного флота посвящается

Вместо предисловия,

или

Кто и как встречает Новый год…

…31 декабря 1999 года. Утро. Чечня, Веденское ущелье. «Черные береты» штурмуют высоту, где засели боевики.

…Яростный огонь с обеих сторон. Но в горах кто выше, тот и прав. И снайперы – суки… Их всего пара, но работают конкретно. Видно, что профессионалы. Чтобы не терять людей, приходится отходить. Представьте себе картину. Я ее не придумал, это абсолютно реальный эпизод. На склоне горы один матрос вдруг сел на открытом месте. Отложил автомат. Уставился в небо и сказал: «Сегодня ночью будет Новый год. Сегодня бабушка пирогов напечет. У нее очень вкусные пироги. С мясом, с картошкой»…

В этот момент атакующее подразделение прижато к земле. А тот боец по-прежнему сидит открытый, на лице блуждает улыбка. К нему перебежками пробирается взводный. Хлещет ладонями по лицу. Одновременно пригибает к земле, закрывая СОБОЙ от огня. Щелчком кнута бьют над головой пули снайпера. Парень приходит в себя и отползает в укрытие.

«…Это было на соседней от нас высоте, – говорит мне офицер морской пехоты Александр Абаджеров. – У того парня просто временно от психического перенапряжения «снесло крышу». Такое бывает в бою не так уж редко… потом в нормальной обстановке, человек восстанавливается. В тот момент, во время боя, его спас командир взвода…»

Мы беседуем с Сашей уже несколько часов подряд. Во время той операции старший лейтенант (в то время) Абаджеров был командиром парашютно-десантного взвода отдельного десантно-штурмового батальона морской пехоты Северного флота. Он же – внештатный взвод разведки. Тогда он находился на высоте, обозначенной на карте 1406. Позднее она была названа «Матросской»…

«Ты напиши там типа эпиграфа, что ли… – Саня смотрит перед собой, в его глазах невыразимая, просто кожей ощутимая боль. – Посвящается всем погибшим… Лехе Милашевичу… и Юрке Курягину… и Таташвили… Всем, всем им посвящается…»

Он делает жест рукой, будто отмахивается от чего-то. Устало, безнадежно. Я молчу, боясь потревожить его новым вопросом. Знаю – он сейчас мысленно находится там, на высоте 1406, в 31-м декабря…

…Лежат на выжженной среди снега земле тела ребят из второй десантно-штурмовой роты, которых только вчера он выводил на эту высоту. Сидит на камне, монотонно качаясь, верный Тень, его замкомвзвода, высланный в дозор. Он поворачивает к нему свое грязное, залитое потом лицо. «Живых здесь нет, командир…»

Первые секунды взводный стоит в оцепенении, не замечая в эту секунду ничего.

Шок.

   Боль.

        Ярость.

И нет у него даже сегодня, спустя пять лет, того слова, которым бы он мог выразить свое состояние в ту минуту.

А на гребне вершины почти вплотную показываются первые фигуры боевиков, идущих не спеша…

…Завязавшийся бой длился весь день и закончился за несколько часов до наступления Нового года. О том, каким был этот бой, мы скажем дальше. Александр Абаджеров был представлен к званию Героя Российской Федерации за удержание важной высоты. Но награжден был орденом Мужества. Сегодня трудно говорить, что и как. Однако был один интересный момент. Кадровик в штабе (в Москве) спросил у Абаджерова: «А сколько у тебя во взводе погибло?» «Ни одного человека, – ответил Саша. – Было трое раненых». Ответ был таким: «И тебя еще к Герою представляют?! Да ты не воевал, старший лейтенант!»

…Саня ничего не стал говорить опухшему штабисту. Молча вышел из кабинета. Закурил. Сколько хотел бросить, да разве тут бросишь?.. Подумать есть о чем. И есть что вспомнить…

…Война – как матросская тельняшка: черные полосы чередуются с белыми. Для воюющих нет других цветов. Смех и трагедия, шутка и боль ходят рука об руку. Есть такое выражение – «если на войне не смеяться, то можно сойти с ума». Это однажды мне сказал человек, который работал артнаводчиком в Чечне.

Судите сами, какова она, эта «полосатая» война глазами боевого офицера морской пехоты. Материал назван мною «Высота 1406» не потому, что речь пойдет только о событиях на ней. Это не так. Здесь будет рассказано и о других событиях, предшествовавших тому бою. Мне хочется показать из уст очевидца путь человека на войне, где каждый шаг смертельно опасен. А больше всего хочется того, чтобы НИЧТО НЕ БЫЛО ЗАБЫТО…

Высоту 1406 на этом трудном пути я рассматриваю как кульминацию, как «момент истины», как вершину духа офицеров и матросов морской пехоты, не дрогнувших перед ордой врагов. Именно поэтому материал назван так. Выше отметки «Вершина Духа», я уверен, вершины нет и быть ничего не может.

У каждого в жизни должна быть своя Высота…

Дороги

…Вторая половина декабря 1999 года. Отдельный десантно-штурмовой батальон (ОДШБ) морской пехоты Северного флота меняет дислокацию. Пункт назначения – Андийские ворота (горный Дагестан) – с последующим выходом в Веденское ущелье.

Двое суток «дикого» марша по горным дорогам. Завывают двигатели БТРов на крутых подъемах. Лысеют колеса на спусках. Водители в основном мало опытные, матросов меняли в Чечне постоянно в отличие от офицеров… Юзом тащит машины на горном серпантине. Гололед. Неимоверно тяжелая, страшная дорога. Проезжая пропасти, морпехи видят на дне ущелья разбитые машины, в том числе БМП. Потом им скажут, что шедшая перед ними мотострелковая часть потеряла на этом горном серпантине немало единиц техники. В ОДШБ не «уронили» в пропасть ни одной машины. Хотя могли…

«В один момент получилось так, что БТР из моего взвода понесло по обледеневшему горному спуску, – вспоминает Саня. – Дотащило его до поворота, где дорога снова уходила вверх. Машина развернулась, уперлась «мордой» в скалу и стала поперек пути, перекрыв движение. Как «вытаскивать» БТР? Дорога узкая. С одной стороны отвесная скала, с другой пропасть – метров пятьсот. Приказал я водителю и десанту немедленно покинуть машину. Сел за руль. Рядом уже стоял прапорщик – спасибо ему! – из местных пограничников, он как раз вовремя подбежал, начал меня «разруливать». То есть командовать: «Вперед – назад!» Сантиметры мы с ним «отыгрывали» у пропасти. «Очко» играло по-черному. Прапорщик орет: «Стой!», давлю на тормоз. Задние колеса бэтээра висели над пропастью. Мы снимали все на видеокамеру, все это есть… Чуть не улетел тогда с концами… Короче, разрулились. Отдал машину водителю, пересел на свой командирский БТР, 416-й».

В следующую минуту Саня уже заразительно смеется: «Да хрен с ним, доехали в конце концов, но ты послушай прикол из серии «нарочно не придумаешь». Кроме того, поучительный, кстати, случай…»

Колесо

А дело было так. Батальон наконец дошел маршем до Андийских ворот. Остановились на самой вершине хребта, там и раскинули лагерь. С одной стороны отвесная пропасть, а с другой – длинный склон под уклоном примерно 35 градусов. Протяженность – порядка двух километров. У подножия находятся два дагестанских селения, Анди и Гагатли.

На марше колеса «облысели», и водителям БТР была дана команда заменить на запаску по одному, самому изношенному колесу. Один из водил, видимо, окончательно одуревший от марша, забирается наверх БТР, где было пристегнуто колесо, и, не долго думая, кидает его с брони сверху. Вместо того чтобы подозвать кого-нибудь и передать в руки.

Колесо ударяется вертикально о землю, подпрыгивает… Саня в это время стоял неподалеку ставил задачу командиру отделения разграждения. Обернулся на крик – и обалдел. Что-либо предпринять было уже поздно. Колесо, набирая скорость, катилось вниз по склону. Тому самому, двухкилометровому…

«Это сейчас весело! – машет рукой Саня. – А тогда мне было не до смеха. Ладно еще, потеряли имущество. Но внизу-то два селения! Если колесо со всего разгону по какому-нибудь дому врежет, это все равно, что болванкой из танка!»

Два отделения он оставил наверху, в боевом охранении, одно взял с собой. Они шли по следам колеса, по снегу. Ниже, на камнях, след стал разрываться – оно начало прыгать, по 10-15 метров. В такие моменты оборвавшийся след было найти нелегко, тем более в тумне. Но находили. Так протопали вниз до подножия горы.

«Выходим в Гагатли, куда привел след, – рассказывает он. – Раннее утро. Тишина… И только в одном из домов слышен шум. Подошли поближе и услышали доносящиеся из него дикие вопли. Ну вот, думаю, видимо, это и ОНО! Все-таки попало… Но стены дома оказались целыми. Робкая надежда на «слава богу»… Однако, подняли головы – в крыше зияет огромная пробоина. Все-таки ОНО!

Заходим в дом… В нем оказался глава семьи, дед, ветеран Великой Отечественной, и восемь женщин из его родни. Представь… Я не слышал таких криков даже потом, когда обкуренные «духи» шли в атаку… Среди истерических женских визгов пробивается назойливый голос деда – давай, старлей, ремонт делай! Говорю: «Отец, сделаем тебе ремонт, заплатим, сколько надо, деньги соберем, может, соляры подкинем…» Тут приходит старейшина селения, его вызвали. И сразу… круто на деда «наехал»: «Что ты на офицера кричишь, он тебя защищать пришел, а ты на него орешь! Мало ли что бывает!» Я просто в осадок выпал – старейшина младше деда по возрасту, вроде бы подчиняться должен, тем более – выбивать с нас «компенсацию», а тут вдруг такая картина! Говорю – мы крышу починим! А старейшина мне: «Ничего не надо, офицер, вы нас защищаете. Мы сами разберемся!» О чем-то они с дедом поговорили на своем языке, потом мне говорят – ребята, езжайте и забудьте, все нормально! Мы уехали вверх на БТР. Колесо, застрявшее в переборках чердака, выковыривать не стали».

…День и ночь прошли спокойно. На следующее утро часовой сообщает – кто-то едет на лошади вверх. Саня выходит и видит того же деда. Ругаться опять, что-ли, пришел? «Отец, извини, что не так, мы все сделаем, только скажи…»

«Да нет. Ты, командир, извини, что я на тебя кричал. Чтобы ты не обижался, я тебе подарок принес».

Снимает с лошади большой пакет. Говорит, потом посмотришь, это подарок. И тут же спрашивает, нельзя ли еще одно такое колесо «подогнать»? У него ГАЗ-66, а колеса БТР очень хорошо подходят для проходимости… То колесо они уже за ночь выковыряли. Второго не хватает.

«Извини, отец, – говорит Саня. – Нового не могу, у самого нет. Есть старые, использованные на марше, можете их поставить».

Дед – «и на том спасибо». Уехал. Саня развернул пакет, а там – белая бурка вместе с папахой. У дагестанцев это считается очень почетным и ценным подарком.

«Так у меня появилась белая бурка, подарок от дагестанского народа, – с торжественно-серьезным видом заключает Саша. – Во всем батальоне их только две было. Вторая – у зама по вооружению, у него черная. И папаха тоже черная!»

Марш

Оттуда, из района Андийских ворот, морским пехотинцам предстояло выдвинуться в район Веденского ущелья и занять позиции.

– Чтобы выйти в намеченный район незаметно и неожиданно для «духов», наша парашютно-десантная рота, она же нештатная рота разведки ОДШБ, пошла по вершине горного хребта, прокладывая путь батальону, – рассказывает Саня. – Также с нами работали разведгруппы морпехов Черноморского флота. Техника, естественно, там пройти не могла. Где мы шли, дорог не было. Зато «чехи» никак не ожидали, что кому-то придет в голову идти поверху. Прикинь, конец декабря, высокогорье, вершина хребта, кругом скалы, леса нет, снегу навалом, никаких троп, ветер с ног валит – и тут мы «премся», навьюченные, как ишаки. По грудь, горло в снегу. Без лыж, без ничего. Прямо отморозки какие-то, в самом деле!

Он смеется и продолжает: «Кстати, слева от нас, понизу, по горной дороге совершала марш десантура – как «нормальные люди», на технике ехали. И вот на этой дороге они, как потом рассказывали, влетели – и на фугасах рвались, и в засады попадали. Это понятно, ведь «встречу» боевики готовили, конечно, на дороге. А мы за все время своего марша пути по хребту не «нарвались» ни разу, оттуда нас никто не ждал».

Об этом тяжелом марше Саня вспоминает с присущим ему юмором. Не удержусь, чтобы не передать один из фрагментов его рассказа дословно:

«Естественно, мы несли на себе тяжелое вооружение, боеприпасы и т.д. Своему взводу приказал надеть на себя бронежилеты. Тяжелые, килограмм пятнадцать весят (другие взводы оставили их с техникой). Зато впоследствии, в бою, я об этом не пожалел. Кстати, на марше броники создавали защиту от ветра и мороза, мы были, как в термосе, они же тепло держат. Тяжело, но уже не «околеешь» от холода. С нами шла минометная батарея, это еще те «извозчики», им тащить и 82-мм минометы, и мины. И вот наш старшина, чтобы помочь минометчикам, надыбал ослицу. Нет, осла! Это старшина первой роты надыбал ослицу, а наш – осла. Ему дали кличку Дух. Взвалили на него несколько упаковок 82-мм мин. Дух повел себя очень интересно. Прошел километра четыре, потом встал – и ни с места. Сняли с него пару упаковок, на бойцов повесили. Он еще километра два прошел – и опять стал. Вот и говори, что ослы тупые! Тогда матросы взвалили и остальные упаковки мин на себя… А Дух так и шел налегке!»

…Сильный мороз, скалы, снег. Взвод пробивал себе путь, двигаясь в колонну по одному. Ветер был таким, что в один момент Саня ощутил сильнейший удар в глаз, – оказалось, ему врезало не очень-то маленьким «камешком», сорванным со скалы. Хорошо, что не выбило. Глаз заплыл и почти не видел. («Очки альпинистские обязательно нужны, – отметил он. – Без них, кроме всего прочего, и ожог сетчатки глаз можно получить элементарно. Уже потом нас снабдили очками-«консервами» выпуска еще 60-х годов, мы называли их «мечтою черепахи Тортиллы»…)

Настало время заночевать. Прямо среди скал. Нашли разрушенный забор пастухов, пустили его на дрова, а из камней соорудили укрытие от ветра. Сверху закрыли «хибару» плащпалатками. Выставили посты. Переночевали, более-менее обсушились. С рассветом пошли дальше…

…Чего желает человек, вторые сутки напролет идущий по горам на морозе с бешеным ветром, несущий килограмм тридцать вооружения, снаряжения и боекомплекта, окоченевший, мокрый от пота и снега насквозь, сушащий одежду на себе, измотанный до предела? Он желает только одного – «упасть» в любой конуре, лишь бы там тепло. Есть – это уже потом. А сейчас нужно тепло – и спать, спать…

Вместо этого под конец пути их ждала господствующая высота с отметкой около 2000 метров, где нужно было занять позиции. Они взбирались на нее из последних сил, зная, что кроме тех же снега и скал, там их ничего не ждет – но это был заветный конец пути… На вершине, когда остановились, промокшее от пота и снега обмундирование начало тут же покрываться ледяным панцирем. Взводный приступил к оценке обстановки, разглядывая в бинокль лежащее внизу Веденское ущелье, его противоположную сторону. Где-то там, левее – укрепрайон боевиков. Прямо впереди, через ущелье, – высота 1406. Сверху хорошо просматривалась ее своеобразная, в виде цифры 8, вершина.

Все было спокойно, похоже, отсюда их действительно никто не ждал. Можно располагать взвод на отдых. Первым делом было выставлено боевое охранение, по два матроса на постах. «Одного можно, например, из бесшумки снять, – говорит Саня. – А завалить двоих так, чтобы выстрелить не успели, уже проблема». На вершине была котловина, метра три вниз, – ветром не продувает. В ней и решили соорудить жилище.  По приказу Абаджерова матросы нарыли под снегом смерзшийся дерн –  «кирпичами». Из этих «кирпичей» подняли стены с четырех сторон. Получилось убежище не больше метра высотой – залезать во вход можно было только на карачках. Вместо крыши – опять же скрепленные плащпалатки. Внутри печку установили. На дрова пошла обнаруженная неподалеку кошара пастухов. Места хватило, потому что в тепле постоянно находилось не более восьми человек, остальные на постах, потом они менялись.

…Сбылась, наконец, обычная человеческая мечта в нечеловеческих условиях горного марша – они были в тепле. Здесь, на вершине, в царстве снега, ветра и льда. В тот момент они были счастливы. «Обмороженными у меня не было ни одного человека, ни на марше, ни на позициях», – вспоминает А. Абаджеров.

Задача

Чтобы понять дальнейшие события, обратимся к примерной схеме, которую нарисовал мне Саша Абаджеров (смотрите на рисунок). Итак, парашютно-десантная рота с минометной батареей, сумев обеспечить скрытность своего продвижения, вышла к Веденскому ущелью и заняла позиции по одной его стороне, растянувшись в линию. Третий парашютно-десантный взвод (ПДВ) старшего лейтенанта А. Абаджерова располагался на правом фланге, напротив высоты 1406, от которой его отделяло ущелье. По данным наблюдения, боевиков на ней обнаружено не было. Первый и второй ПДВ, занявшие позиции левее, стояли практически напротив высоты, на которой наблюдалось передвижение боевиков. («По-моему у местных она носила название Гюльчаны», – вспоминает Саша.) Оттуда по нашим вертолетам работали зенитные установки противника, а также велся снайперский огонь. Согласно разведданным, там находился укрепрайон боевиков.

30 декабря собрали командиров подразделений. Была поставлена задача – захватить высоту Гюльчаны, где закрепился противник. Сигнал на выдвижение будет утром, 31 декабря. Замысел был следующим. 1-й и 2-й ПДВ утром спускаются вниз по крутому склону к подножию высоты и наступают на нее снизу вверх, выдавливая оттуда боевиков. 3-му ПДВ была отведена роль обходящего отряда: Абаджерову нужно было выдвинуться раньше всех (идти далеко), выйти через ущелье в тыл «духам» с задачей сделать огневую засаду. После того как он вышел в тыл, начинается атака. То есть основные силы вытесняют противника с фронта, а он встречает отходящих боевиков огнем с тыла.

Но накануне операции 3-му ПДВ прежде всего предстояло вывести на высоту 1406 взвод лейтенанта Юрия Курягина из состава второй десантно-штурмовой роты, которому нужно было занять позиции  на этой высоте и обеспечить в предстоящем бою поддержку с правого фланга, не пропуская сюда противника. Позывной у него был – «Карабин».

Взвод Абаджерова, выполняя эту задачу, тщательно проверил весь маршрут на наличие противника, минных заграждений и т.д. Это стоило немалых усилий. По прямой, то есть «по воздуху», до 1406-й, как вспоминает Саша, было километра полтора, а реально – вниз, до дна ущелья, а потом вверх, причем по очень крутым склонам – все шесть или семь.

«Короче, вывели мы «Карабин» на высоту успешно, сюрпризов не было, – рассказывает Абаджеров. – С этим взводом шла разведгруппа морпехов-черноморцев. Вообще, там было несколько офицеров, перечислю всех. Юрка Курягин, командир взвода – наш, «ленпеховец», то есть тоже Ленинградское общевойсковое оканчивал. Молодой совсем был, 1999 года выпуска… Кстати, он ранение от снайпера получил, ему предлагали эвакуацию, но Юра отказался. У нас не принято… Второй – командир 2-й десантно-штурмовой роты (ДШР) капитан Алексей Милашевич, я звал его Леликом. Воевал еще в первую Чечню, был награжден, опытный, бесстрашный был человек. Мой друг… Третий – командир разведгруппы черноморцев Игорь Шарашкин, по-моему, капитан. Тоже классный был мужик… И четвертый – авианаводчик у них был, офицер по фамилии Соболь. Он служил авианаводчиком на Северном флоте, на крейсере «Адмирал Кузнецов». Молодой, по-моему 22 года ему было… Матросов с ними было человек тридцать, может, чуть больше. Всего вместе с офицерами численность «Карабина» составляла до сорока человек».

Саня сидит, глядя перед собой. Молчит. Молчу и я.

«Вроде бы ничто не предвещало беды, – продолжает он. – Мы «прорыли» маршрут основательно, все было спокойно. Но… Эх, если бы сигнал на выдвижение нам пришел пораньше… Может быть, тогда мы сумели бы им помочь…»

31 декабря

Получен сигнал на выдвижение. Полвосьмого утра. Взвод Абаджерова начинает спускаться вниз по склону, выдвигаясь в огневую засаду. О чем он думал в те минуты?

«Были у меня некоторые вполне обоснованные опасения в успехе нашей задачи, – признается Саша. – Прикинь, ВЗВОД! Это ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧЕЛОВЕК, ВКЛЮЧАЯ МЕНЯ (остальные остались вместе с техникой). Чистые понты. Восемь человек в охранении, десять в ядре. Сколько там «духов»? Нам же толком ничего неизвестно. А если после атаки они бросят позиции и попрут на нашу огневую засаду, все валом? Тогда хана моему взводу. Короче, готовились мы основательно, боекомплекта взяли под завязку, еле тащили. Два пулемета, НСВ и ПК. Черт с ним, думал, отобьемся, тем более, выбирать не приходится. Еще беспокоило то, что бойцы были не очень опытные, в крутых переделках не бывали еще. Но я тогда и представить не мог, с ЧЕМ нам придется столкнуться, тут у любого крыша отъехать может…»

И вот только они начали спускаться вниз, как напротив, на высоте 1406, началась стрельба. Причем сразу – шквальная, ожесточенная.

«Я тут же запрашиваю по радиостанции «Карабин», что у них там творится, – вспоминает Саня. – А в ответ – молчание. У меня «непонятки» сплошные, что там с ребятами, мне же приказ в засаду идти, но как я мимо них пройду?! А там, на высоте, слышно – гранаты рвутся, значит, уже ближний бой идет!!!»

Он приказывает взводу двигаться бегом. Склон крутой. Крутой до того, что местами был риск загрохотать далеко вниз под весом снаряжения и б/к. Самое интересное, ни один не упал. Они все бежали, именно БЕЖАЛИ по этому опасному склону! Успеть бы…

Когда «вылетели» на поросшее лесом дно ущелья, нарвались на засаду. Два дагестанца, Рамазанов и Абдуллаев, крикнули: «Командир, «чехи» ползают внизу!» Тут же – стрельба снизу. Саня развернул взвод к бою. Вовремя  – очереди боевиков лишь срезали ветки над ними, бойцы были уже в «мертвой» зоне. Открыли ответный огонь. Видели, как кого-то из боевиков оттаскивают в «зеленку». Короче, засаду «сбили», можно сказать, на ходу. Тут же, выбежав на место, откуда стреляли бандиты, взяли бандитский схрон. Саня вспоминает, что, помимо качественного снаряжения и боеприпасов (куртки были забиты магазинами 7,62), там были НАРы с самодельными установками для их пуска. Боевики их побросали, отходя.

Все это произошло очень быстро, времени не было. Наверх, быстрее наверх! Но «Карабин», несмотря на постоянные запросы, по-прежнему молчит…

…Потом, когда все закончится, командир батальона скажет им: «ТО, ЧТО СДЕЛАЛИ ВЫ, НЕ СДЕЛАЛ БЫ НИКТО». В том смысле, что добрались до 1406, сбив при этом засаду и взяв схрон, за немыслимо короткое время. Но дело не только в этом, о чем дальше…

…Вдруг стрельба почти затихла, лишь временами звучали одиночные выстрелы и короткие очереди. В бинокль были видны фигуры в камуфляже, расхаживающие по вершине, неясно различимые в дыму – что-то горело. «Наши, наверное», – подумал Саня. Он выслал наверх головной дозор во главе с опытным замкомвзвода Сашей Тенью (между собой – Тень). Их прикрывали – остаток склона было видно, как на ладони.

– Дозор дал условный сигнал – наверх. И вот мы поднимаемся… – говорит Саня. – У меня до сих пор эта картина… Первое, что я вижу, Тень сидит на камне, качается, обхватив руками голову, он в полном шоке. Говорит, что в живых-то никого нет, все убиты… Тогда я понял, что по вершине уже «чехи» ходили, раненых добивали!

Это момент, описанный в начале материала…

…Насчитали двенадцать человек убитых. Некоторых, обгоревших, невозможно было узнать. Дымилась землянка, догорала трава-сухостой.  «У меня самого крышу от такой картины чуть не снесло, – говорит Саша. – «Псих» напал. Начали рваться патроны. На фоне грохота сначала не услышал, что по нам уже стреляют, но издалека – слева, с той самой, соседней высоты, где засели боевики, она была преобладающей. Работали снайперы, пули рядом свистели. А бойцы мои в состоянии ступора, некоторые плачут… Ору – к бою, занять круговую оборону! Вершина высоты, где мы находились, по форме напоминала цифру восемь, то есть как бы была разделена на две половины. И тут из-за склона (а мы находились на левой половине «восьмерки», чуть выше) вдруг показываются боевики. Первым выходит «чех» славянской внешности, совсем рядом от меня. Оторопел сначала – видно, не ожидал здесь живых встретить. Тут же начал – сука, опытный – прямо от бедра стрелять. Я успел только прыгнуть в сторону, упасть, дав очередь неприцельно, практически на лету, а «дух» уже сложился пополам. Это его продырявил матрос из бокового охранения. Молодчина, не растерялся. Тут же началась пальба. Сколько их, мы не знаем, они за склоном. Вот-вот вылезут на нас. По стрельбе, по воплям чувствуется, что их там до хрена, толпа целая на нас прет. Тогда приказываю доблануть залпом из подствольных гранатометов навесом. С той стороны была «зеленка», так что если даже по веткам деревьев залп придется, то раненых все равно будет немерено, ВОГи (гранаты к подствольнику – О.К.) массу мелких осколков дают. Когда не вразнобой, а залпом, очень хорошо получается, практически зона сплошного поражения, эффект шокирующий. Врезали раз, потом еще. Получилось качественно. Дикие крики, стоны, проклятия в наш адрес. Ну, думаю, получайте, ублюдки, за наших погибших ребят… Подходим к краю, смотрим, они начали убегать. Много их было… Мы ударили им вдогонку из автоматов и ПК. Насчет потерь у «духов» ничего сказать не могу. Преследовать их, ясное дело, мы не могли.

Так, в общем, начался для нас тот бой. О том, чтобы выполнять свою основную задачу, идти в огневую засаду, речи уже быть не могло. Нужно было удержать высоту».

Получилось, что «второстепенная» высота 1406 в один момент вдруг стала важной. Никто не ожидал именно здесь появления большого отряда боевиков, иначе бы выставили крупные силы. И взвод Александра Абаджерова буквально с ходу вступил в бой с «духами», которые, уйдя с высоты после своего налета, вновь возвращались на нее, уверенные, что там никого нет. Почему они покинули вершину после налета? Я спрашивал. Саша не знает ответа на этот вопрос. Можно только предполагать. Возможно, они опасались удара авиации, думая, что погибавшие в бою морпехи все-таки успели сообщить о налете по связи. А скорее всего, боевики преследовали отходящих… Факт тот, что они возвращались, и взвод Абаджерова успел опередить их буквально чуть ли не на минуты (!!!), и это не преувеличение. Иначе еще неизвестно, как бы дальше обернулось дело, если бы «духи» успели оседлать высоту.

Но сначала расскажем о том, что же все-таки случилось с «Карабином». Мы приступаем к самой тяжелой, самой трагичной части нашего повествования. Дальнейшая глава целиком будет состоять из рассказа А. Абаджерова и моих вопросов к нему.

«Карабин»

«…Дымящаяся землянка начинает рушиться, и вдруг из нее, глазам не верим, вылазят живые матросы, три человека! Они нам потом и рассказали, что было с «Карабином». Тут же в стоге сена обнаружили еще двух матросов – Щегурова, тяжело раненного в спину, и Осипова, сильно контуженного.

…С утра (мы в это время как раз только спуск начали) на «Карабине» сели завтракать, а тут – шквальный огонь из «зеленки». По склонам стоял туман. «Духи» налетели одновременно с трех сторон высоты, там более пологие склоны (только левая сторона почти отвесная). Их было немерено, человек двести (это выяснилось впоследствии). А наших-то всего до сорока, разбросаны по всей «восьмерке», причем часть людей в охранении, в дальних секретах стояла. Они, кстати, все уцелели, выходили потом к своим по тылам «чехов». Там наших всего-то горстка была против такой массы. Прижали их огнем к земле, полосовали, говорят, буквально высунуться не давали. Шли в полный рост, орали: «Сдавайтесь!» Начали то ли со «шмелей» долбать, то ли НАРы с самодельных установок пускать. Трава-сухостой загорелась. Наши, видимо, начали отход. Часть отошла по пологому склону в «зеленку», часть в сторону Гюльчаны уходила, в низину (там, на дне ущелья, как позже выяснилось, тоже был «духовский» укрепрайон, но, на счастье отходивших, позиции в тот момент оказались не занятыми).

…Оставшиеся оборонялись до конца. Уже в огне. «Духи» начали гранатами закидывать. Ближний бой… Ребята стояли до последнего.

(Молчит, тяжело вздыхает. – О.К.) Милашевича я потом в окопчике нашел, где он до конца из автомата отстреливался, всего обгоревшего, не узнать… Неподалеку, в яме – Юрку Курягина, тоже обгоревшего… Говорили, он из офицеров первым погиб. А потом, когда убили и Милашевича, командование взял на себя сержант Таташвили. Его тело, тоже обгоревшее, лежало в окопчике рядом с телом Лелика…

Потом Таташвили и Курягину звание Героя России было присвоено посмертно.

Вообще, все произошло очень быстро. Ближний бой, считай, в упор… Но наши их тоже покрошили, сколько – теперь трудно сказать, «духи», по всей видимости, трупы с собой сразу утащили. Я не нашел на поле боя ни одного тела боевика.

Раненых «духи» добивали. Лежащих, ползущих в «зеленку». Безжалостно, сверху очередями в упор. Полосовали ножами. Били прикладами по голове… Мы видели разможженные головы… У одного матроса, когда мы его потом с земли поднимали, сердце вывалилось, простреленное по кругу… Они его, раненого, ползущего в «зеленку», сверху, в спину «крошили». Видимо, наслаждались, твари.

Шарашкин, командир разведгруппы, рассказывали, был еще живой, ему осколками гранат перешибло руки и ноги. (Потом мы его автомат нашли 7,62, такие только у разведчиков были, переломанный взрывом.) Горел в траве. Волосы на голове горели! Матерился на «духов», орал им – пидарасы, только пристрелите!

А они, суки, подошли не спеша, человек десять, встали рядом. Постояли. Потом… в ладоши похлопали, развернулись и ушли.

Их, б… даже зверьем не назовешь, не хочется обижать зверей… Это нелюди. Их еще «боевиками» называют. Какие на хрен боевики? Ордой против горстки, потом раненых добивать, зверски… Это шакалы. Далее мы с ними встретились уже в реальном бою. «Поговорили по-взрослому». Но это не утешение. Погибших ребят не вернешь.

Уцелевшие матросы частью это видели, частью слышали, они же в землянке находились. То ли магазины заряжали, то ли что, не знаю… Остались живы они только благодаря Соболю, авианаводчику. Он отбивался с автоматом. У него то ли заклинило, то ли патроны кончились, он начал из пистолета отстреливаться. Успел перед смертью прострелить из ПМ свою радиостанцию авианаводчика, чтобы она не досталась «духам» (боевики за такими рациями охотились, чтобы сбивать авиацию с курса и наводить ее на федеральные войска). В момент своей гибели упал прямо на вход в землянку, закрыв его своим телом. Специально или нет – теперь одному богу известно… Факт тот, что «духи» за его телом не увидели вход в землянку. И бойцы остались живы».

«Саня, – спросил я, – а почему «Карабин» не отвечал на запросы по связи? Хотя бы два слова – пришлите подмогу! Авиацию, артиллерию вызвать…»

«Без понятия. На поле боя я нашел три радиостанции, все простреленные, включая ту, что была у авианаводчика. Видно, все очень быстро случилось».

«Извини, задам тебе тяжелый вопрос, но ты наверняка над ним думал не раз. Любая ситуация, тем более столь трагическая, вынуждает делать уроки, выводы. Как человек, первым оказавшийся на месте прошедшего боя, увидел ли ты ошибки, которые нужно учесть другим, на будущее?»

(Саня ответил практически сразу, не задумываясь, причем очень конкретно. Было видно, что он уже не раз делал выводы. – О. К.)

«Да, я много думал над этим, особенно о том, почему большой отряд «духов» появился столь внезапно и незаметно. Как я упоминал, взводу была придана разведгруппа, но разведмероприятия, на мой взгляд, проводились недостаточно. Отсюда и внезапность налета «духов». А это был именно налет. Причем работали боевики, как я думаю, из схронов, один из которых мы захватили тогда, когда выдвигались на 1406. Непонятно и другое – почему на «Карабине» заранее не выжгли сухую траву, сильно затруднявшую обзор? Она больше, чем в метр ростом. Это наверняка помогло «духам» подобраться вплотную незаметно. Из-за этой травы даже не было видно из конца в конец весь периметр «восьмерки», то есть вершины высоты, которую они заняли. Насчет действий охранения говорить не буду, не знаю. Они, как я уже упоминал, выходили к своим уже после боя, пробирались по тылам «чехов».

На что хотелось обратить особое внимание – это на несерьезное, по-другому я не могу сказать, отношение офицеров к оборудованию опорного пункта. Толком ничего не было сделано, в землю не врылись. Окопчик, где размещалось управление, и землянка – вот и вся так называемая позиция взвода, которую я увидел. Саперных лопат при себе не было. Кстати, это наша общая беда. Мы же, морпехи, «крутые», нам зарываться в землю ни к чему, мы наступаем! У меня тоже не было саперных лопат, но, когда припекло, зарывались в землю одними штык-ножами. Подступы к высоте не были прикрыты ни минами, ни растяжками на сигнальные ракеты и Ф-1. А это нужно делать сразу, как только появилось время, незамедлительно. Время у них было. Целая ночь. Если бы высота была прикрыта растяжками, налет не был бы столь внезапным. Они бы успели среагировать и что-то сделать.

А одна из главных ошибок, считаю, была в распылении имеющихся сил. То есть взвод распределили по всему периметру «восьмерки». А на это явно не хватало личного состава. Нужно было занять одну половину «восьмерки», но плотно. Хотя скорее всего «чехи» превосходящими в несколько раз силами все равно бы их сбросили. Окажись я на их месте – сбросили бы, возможно, и меня. Там масса была против горстки. Но, если бы не было всех этих ошибок, если бы разведка велась основательно, а подступы к высоте были бы капитально прикрыты, даже такая масса «чехов», возможно, была бы своевременно обнаружена, и можно было уже предпринять какие-то меры. Например, вызвать огонь артиллерии и авиации…»

Я видел, как нелегко Сане говорить обо всем этом. Погибли его друзья. Но он сказал следующее: «Как бы то ни было, а об ошибках нужно говорить. Чтобы потом кто-то, окажись в подобной ситуации, сделал выводы. Это может стоить многих спасенных жизней».

Бой

…Вернемся в то время, когда Санин взвод принял бой. Долго строки пишутся – быстро пули летят. Его обстреливали с превосходящей высоты Гюльчаны, причем огонь был не столько плотным, сколько прицельным. Шагу не ступить. Работали пулеметчик ПК и пара снайперов. Перед ним встала та же проблема, что и перед погибшими братьями – прикрыть 1406. Только народу у Сани было гораздо меньше. Всего 17 человек. Плюс трое, кого «откопали» в землянке, исключая раненых. «Буквально окинув взглядом поле боя, я сразу понял, что занимать всю высоту нельзя, иначе нас скинут отсюда очень даже быстро, – говорит Саня. – Скажу тебе больше. На мой взгляд, взвод в отрыве от основных сил более метров пятьсот – это уже не самостоятельная боевая единица, а камикадзе. Я оказался примерно в таком положении. Но в любом случае мне нужно было думать о том, как выполнить задачу и постараться остаться при этом живыми…»

Он дал команду «врываться» в землю только на левой половине «восьмерки», занять которую реально хватило сил. Распределил взвод по тройкам, в круговую оборону. На решение уходили секунды. Все команды выполняются ползком, под непрерывным огнем.

Саня сообщает по радиостанции «Карусели» (позывной командира парашютно-десантной роты, внештатной роты разведки морской пехоты), о том, что случилось с «Карабином». Никто этого не знал, слышали только выстрелы. «Я – «Зима» (позывной Сани), занял высоту 1406, отразил атаку, веду бой! Пришлите подкрепление!»

Ребята начинают под огнем стаскивать убитых в одно место, чтобы потом эвакуировать. Саня вместе с одним матросом ползком тащат к окопу тело погибшего из «Карабина». В этот момент на связь выходит «Волшебник» – это был позывной генерал-майора Отраковского. Его не нужно представлять читателям. Легенда морской пехоты, заслуженный боевой генерал, любимый и почитаемый всеми морпехами. К огромному сожалению, не вернувшийся из Чечни… Но в тот момент, представьте, идет бой, бойцы в шоке, а тут на связи САМ «ВОЛШЕБНИК». «Зима, Зима, что у вас там случилось?!»

«У радиостанции боец Черемных, от меня всего метров пятнадцать, – вспоминает Саня. – А я эти 15 метров ни проползти, ни пробежать не могу! Снайперы, уроды, бьют по каждому сантиметру. Машу бойцу, чтобы подождал меня, пока перебегу от воронки к воронке. Он, естественно, не видит и орет в эфир прямым откровенным МАТОМ: «Слышь, ты, Волшебник, здесь еб…т по-черному, вокруг убитые, где твоя долбаная артиллерия, где твоя авиация?!» Я слышу это все и думаю, ну все, теперь точно «п…ц», уж лучше бы пасть от «духов», «Волшебник» меня теперь с землей сровняет, после таких матов моего бойца! А «Волшебник» подумал, что это я отвечаю и орет по рации: «Зима», не паниковать, сейчас все будет! Все мы сейчас тебе сделаем!»

И ведь сделал!

«Наблюдатели сообщают – командир, внизу большая группа «чехов» движется нам во фланг. Это со стороны отвесного склона, – продолжает Саня. – А меня в этот момент начинают с высоты Гюльчаны, где засели боевики, уже конкретно пристреливать, она преобладающая! У меня было две дымгранаты, я вперед пополз, кидаю их, чтобы бойцов подтянуть поближе к краю, кучнее собраться и врезать по «духам», благо они внизу, под нами идут! По нам работают снайперы, автоматы и пулемет. Короче, дополз. Вижу, «чехи» понизу пробираются в «зеленке». Большая группа, человек тридцать, направляются четко на наш левый фланг. Тяжелое вооружение тащат на себе. Идут по опушке леса, из «стрелкача» достать далеко, вот-вот скроются. Тут же по радиостанции даю наводку артиллерии. «Артачи» молодцы, тут же отработали, но просто не успели – разрывы на опушке, где они буквально меньше минуты назад были! Опоздали. Тогда я даю упреждение вслепую, наугад по «зеленке», метров сто пятьдесят вперед. Оказалось, точно. Туда тут же сработали самоходная батарея (САУ) и две минометные батареи. Я впервые увидел, как летают деревья  и как летают куски людей… Из той группы, которая должна была к нам выйти с левого фланга, не вышел ни один человек».

К тому времени опять с пологих склонов высоты попыталась выйти группа боевиков. Но на этот раз зря. Высокая трава-сухотостой была частично выжжена в результате боя, а частично – Саней, местность отлично просматривалась с высоты занятых взводом позиций. По боевикам ударили из пулемета ПК, автоматов, гранатометов. «Духи» отошли в «зеленку». «Нужно им было больше огонька добавить, – вспоминает Саня, – но у меня только один пулемет на ту сторону развернут был. Второй я установил в направлении Гюльчаны. Патронов 7,62 для пулемета уже мало оставалось, гранат к подствольникам тоже в обрез. Но им, по-моему, хватило по полной программе. Бежали, только в путь. Конечно, преследовать не мог, у меня сил только на круговую оборону, не больше».

«Сообщаю по связи, – продолжает Саня. – Подкиньте мне «вертушкой» боеприпасов 7,62. Почему? Да потому что эти патроны «зеленку» прошибают насквозь, в отличие от 5,45, «духи» уже не укроются. Попросил еще, чтобы подбросили гранат для подствольного гранатомета. Все это закинули позже, через ЧЕТЫРЕ ЧАСА БОЯ (вот и говори о взаимодействии с авиацией!), когда «вертушка» снимала нуждающихся в эвакуации. Кстати, тогда впервые в жизни увидел, как вертолет Ми-8 «присел» на отвесном склоне горы, где мы оборонялись, на одно колесо. Второе было в воздухе. Экстра-класс. Экипаж – просто умницы. Их посадку прикрывали два «крокодила», работали по склонам. «Забросили» мы двух ребят с «Карабина» – тяжело раненного Щегурова и контуженного Осипова. Щегурову мы три промедола вкололи, больше было нельзя, сердце могло не выдержать (впоследствии он, к сожалению, скончался…). Потом говорю экипажу – у нас убитые, давайте загрузим. Но, я их понимаю, они ответили, что по ним «работают», нужно срочно взлетать, пока «вертушку» не завалили».

…Вы помните, читатель, вышеупомянутую фразу комбата, сказанную в отношении взвода Абаджерова: «ТО, ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ, НЕ СДЕЛАЛ БЫ НИКТО». Как вы теперь поняли, она касалась не только выдвижения к высоте 1406, но и всего последующего боя, за который старший лейтенант Абаджеров был представлен к званию Героя Российской Федерации…

А как вы думаете, в каких «героических тонах» рассказывает о своем взводе наш герой? Другой бы на его месте целую балладу рассказал. А Саня сказал просто: «Ну, по нам «шмаляли», а мы держались».

Всего лишь некоторые подробности того боя, о котором вы читаете, приходилось «выпытывать» буквально по крупицам. Причем в хаотическом порядке. Человеку вспоминается бой не в четкой последовательности, от «А» до «Я», а вспышками, эпизодами. Отсюда и возможная путаница во времени.

«Шмаляли» по нам»… Это единственное, что сказал он мне первоначально. И ничего не говорил о себе. Уже потом я выяснил, что в такую заваруху он попал впервые. Что у него во взводе почти все бойцы были необстреляны. И с ними он держал высоту перед превосходящими силами «чехов». Опытных наемников, как потом выяснилось. Кстати, офицер ФСБ сказал Сане, что в налете на «Карабин» участвовало большинство наемников «славянской национальности», чеченцев было немного… Правда это или нет – пусть останется на совести того, кто это сказал. А по факту, как вспоминает Саня, им пришлось иметь дело с профессионалами. Стреляли метко, тактически работали грамотно.

Случайность, что у него не было никого убитыми? Не совсем. От потерь на войне не застрахован никто. Да, взводу частично повезло, что никого не достали снайперы и пулеметчики. Но, как мне кажется, дело было прежде всего в том, что взводный грамотно организовал оборону. Его атаковали с флангов, одновременно прицельно обстреливали с господствующей высоты. Случайностей в ситуации, когда меньше двух десятков малоопытных бойцов противостоят превосходящим силам боевиков, не бывает. Все дело в том, что он поступил умно, плотно заняв лишь половину высоты, не пытаясь охватить ее всю, четко организовал систему огня по всем направлениям, без промедления вызывал и корректировал огонь артиллерии и авиации, заранее просчитал все возможные направления выдвижения противника во фланги и с тыла. Он смог выполнить сложнейшую боевую задачу, не потеряв убитым ни одного человека. А о накале схватки, несмотря на недосказанность Саниных фраз, свидетельствует хотя бы такой эпизод. Патроны на исходе, люди ползают под огнем и подбирают «жареные» в горелой траве, что остались от «Карабина». Их валялось кругом немерено. «Даю две-три очереди такими патронами, и у меня автомат заклинил, – рассказывает Саня. – Гильза не вышла. Нельзя «жареные» патроны использовать. Короче, хрен знает, что получилось, но тут же «духи» атакуют, а у меня полная «ж…», одна «пукалка» (пистолет ПМ), я ору – дайте мне любой автомат!!! Мне Петров, да, Андрей Геннадьевич Петров, боец-гранатометчик, ползком доставляет автомат кого-то из погибших с «Карабина». Под огнем. За собой свой гранатомет тащит. Я ему тут же цель указываю, скопление «духов», сам бью туда же, эти твари уже прорывались на наш фланг. Концентрированный огонь, ребята бьют туда же, куда и мы.

…Потом до конца войны я с этим автоматом прошел, а свой сдал – в нем был разрыв патрона. Как память дорог мне был этот автомат…».

…И они «шмаляли» короткими расчетливыми очередями по прячущимся в распадке фигурам «духов». Они вновь били по ним залпами из подствольных гранатометов, хотя гранаты ВОГ уже были на исходе. «Оборонялись, как могли», – скупо сказал Абаджеров.

Извини, Саня. Ты просил не описывать тот момент, но я, не называя фамилии пулеметчика (классного парня, как ты сказал, но немного растерявшегося), не могу не упомянуть. Был момент, когда начали нащупывать из «Утеса» (крупнокалиберного пулемета) снайпера. Он бил с вышестоящей высоты «Гюльчаны» по любому, кто хотя бы чуть-чуть поднимался над землей. Причем бил конкретно, как никого не задел, – одному богу известно. Перебежать было невозможно. И пулеметчик лег на дно окопа, он просто был в состоянии шока. Потому что снайпер тоже видел, откуда бьет «Утес» и делал по нему прицельные выстрелы. Его нельзя осуждать за это, просто бой – это не романтика, как думают многие, а жестокая, безжалостная реальность, и, впервые попав в такую ситуацию, даже смелые люди часто впадают в шоковое состояние.

За пулемет, находившийся на бруствере окопа, встал Саня. Он вызвал огонь снайпера на себя. В это время другой офицер (к тому моменту уже подошло подкрепление), вооруженный «Взломщиком» (крупнокалиберная снайперская винтовка, так называемая «антиснайперка») вычислял позицию боевика. В один из моментов, когда Саша вел огонь короткими очередями из «Утеса», от пулемета с визгом отрикошетила снайперская пуля (она попала в мушку, а этот пулемет до сих пор хранится на складе РАВ 61-й бригады морской пехоты). «Дух» нащупал его. Саня, присев, чтобы не высовывалась голова, дал еще пару очередей. В этот момент его напарник вычислил позицию снайпера и несколько раз выстрелил по ней из «Взломщика». Было ли поражение или нет – неизвестно. Но факт тот, что снайпер больше не стрелял.

(Потом, когда захватили Гюльчаны, они нашли его позицию. «Он вел огонь из амбразуры дзота, оставшегося, по всей видимости, еще с времен первой чеченской войны», – сказал мне Саня.)

Новый Год

…Уже несколько часов, как подошло подкрепление. Огневое воздействие противника было к тому времени слабым. Высота занята полностью. Если в первые минуты бой принимали там, где «упали» под огнем, разбившись по тройкам на половине высоты, то теперь боевые тройки контролируют практически весь периметр «восьмерки». Саня вместе с опытным сержантом окольцевали высоту растяжками на Ф-1 и сигналками в два ряда. От подошедших ребят Абаджеров узнал, что на него и его взвод чуть было не отправили «похоронки». Говорят, неразбериха на связи была…

Ночь, 31 декабря. Двенадцать часов. Новый год. «Самое прикольное, – рассказывает Саня, – что мой дядя, генерал авиации, накануне, 30-го декабря, умудрился прислать посылку. Оптимальная посылка, честно говоря: бутылка водки, батон колбасы и теплые носки. А нашему взводу на Новый год выдали… литр сока. На 18 человек. Прикидываешь?! Такая гуманитарная помощь пришла. Так вот, беру, короче, полуторалитровую бутылку минералки, литр сока из так называемой «гуманитарки», вливаю туда дядькиных (спасибо ему!) поллитра водки. Получается БОДРЯЩИЙ НАСТОЙ. И прикинь, у меня бойцы лет по 18-20, они еще в шоке от прошедшего боя, некоторые лежат, плачут, блин… И вот берешь и наливаешь им этой смеси – пей, брат, Новый год! И он выпивает потихонечку. Бодряк начинается более-менее… Короче, Новый год мы так и отпраздновали с этой смесью, в снегах. Но за эту же ночь, с 31 декабря на 1 января, у меня бойцы выкопали окопы для стрельбы с колена. ОДНИМИ ШТЫК-НОЖАМИ. Почти всю ночь копали, земля-то мерзлая. И никого не нужно было подгонять. Они сами все поняли, провоевав конкретно один день…

Постскриптум

…Высота Гюльчаны, где находился укрепрайон боевиков, была взята несколькими днями позже, в первых числах января 2000 года. Оказалось, что укрепрайон проходил не только по высоте, но и по низу ущелья. Санин парашютно-десантный взвод во время выполнения задачи по захвату высоты действовал в роли обходного отряда. Абаджерову «нарезали» самую сложную часть задачи. Я не «забыл» сказать, я только сейчас говорю, что взвод Александра Абаджерова, позывной – «Зима», кличка – Викинг (за огромный рост) считался лучшим разведывательным взводом парашютно-десантной роты морской пехоты Северного флота. Это, естественно, не мое заключение. Это объективное мнение его командиров. До «войны» Саня слыл «своевольным взводным», который иногда поступал на учениях вопреки мнению командования так, как он считал нужным. За что получал по шее, но при этом всегда выигрывая в двухсторонних учениях. Не проиграл ни разу. Организовывал дерзкие налеты на учебные цели. А на реальной войне он стал тем командиром, которому доверяли самые сложные задачи.

Почему? Да потому что он всегда, даже в самой критической обстановке, сначала думал, прежде чем принять решение. А потом не боялся выполнить это решение, даже если оно ввиду сложившейся обстановки шло в разрез с замыслом. Именно поэтому он и не прошел высоту 1406, где погибали братья в черных беретах. Представьте себе другого, исполнительного до одури. Мало ли, что там стрельба, нам приказ встать в огневой засаде! Он имел полное право пройти мимо, выполняя свою задачу!!! И, возможно, кто-то другой на его месте действительно провел бы свой взвод мимо. В результате пришел бы на пустое место и сам бы был пустым местом вместе со своим взводом. А «духи» бы прочно сели на высоту. А потом бы их пришлось выбивать оттуда, теряя людей. Вот и все.

…В обход Гюльчаны взвод совершил ночной марш. Опять же по грудь в снегу, среди скал и льда. Расстояние до цели – порядка 16-18 километров. Иногда «подвешивали» осветительные снаряды, но их хватало ненадолго. Шли в темноте. Матрос Разгулов с пулеметом НСВ сорвался в пропасть. Зацепившись за какую-то корягу, одной рукой держался за нее, а в другой держал пулемет, пока его не вытащили наверх. Тяжелый пулемет из руки он не выпустил. Его просто молча крепко обняли – и пошли дальше. Если бы НСВ, который он держал, ушел в пропасть, это могло бы дорого стоить в предстоящем бою. Там без крупнокалиберного пулемета сложно…

Гюльчаны взяли «клещами». Был бой. Потом, когда уцелевшие «духи» разбежались, там увидели и «зушки», которые работали по нашим вертолетам, и окопы в полный профиль, и дзоты, и убежища, куда отходили «духи» при налетах авиации. Благодаря чему оставались целы. Потом возвращались на позиции и вновь стреляли сверху, держа господствующую высоту.

Не удержали, суки.

Морская пехота Северного флота оказалась крепче.

И умнее.

Теперь уже майор запаса Александр Абаджеров работает на «гражданке», на престижной работе. Он очень не хотел уходить из морской пехоты. До последнего. Но, как говорится, реалии таковы, что он предпочел уйти.

Он свое дело сделал.